Война на выживание

Несколько ранений, перенесенный инфаркт, больше двадцати лет в армии. А еще – восстановление православных храмов на Святой Земле. Биография Альбатроса достойна книги или хотя бы телесюжета. Сейчас он служит на Херсонском направлении в составе разведывательно-штурмовой бригады «Конвой» Добровольческого корпуса.

– Почему позывной такой «Альбатрос»?

– Это еще со срочной службы, я ж на флоте служил. Потом прилип ко мне. Больше двадцати лет.

– Как получилось, что ты пошел военной стезей?

– Срочная – на Балтийском флоте, на малом противолодочном корабле. Когда чеченская кампания вторая началась, я подписал контракт. И с девяносто девятого года у меня так и поехало: отслужил один контракт, второй, третий, четвертый… В Чечню когда попал, сначала был гранатометчиком – РПГ-7, потом водитель-механик БТР-80, потом командир мотострелкового отделения, командир отделения взвода огневой поддержки. Закончил службу в 2008 году, отдельный миротворческий батальон в Грузии.

– В чем, на твой взгляд, отличие этой войны от предыдущих?

– Отличие большое. Если были раньше стрелковые бои 200-300 метров – до 50 метров, то эта война – война артиллерии и дронов. Если, допустим, взять Сирию, Ливию и Африку, то там тоже только стрелковые бои. А здесь именно война артиллерии – война на выживание, кто успел – тот и молодец.

– Что запомнилось в пережитых боях?

– Аргунское ущелье, 2000-й год, когда нашу колонну расстреляли «духи». Они спускались по ущелью на пожарных шлангах и стреляли в упор. Там выживших было процентов 15 из батальона… С одной стороны обрыв, река Аргун, с другой – отвесная скала около ста метров высотой.

– Русский воин – участник разных конфликтов – стал другим или он неизменен?

– Человек очень сильно меняется. Но, как всегда, есть нормальные люди, адекватные, а есть другие. Они думают придут, адреналина хапнут и уедут, но такого не бывает.

– Где было сложнее всего?

– Везде по-своему сложно было, потому что везде война принимает свой оборот. Например, в Ливии противник начал использовать «Байрактары» – стало сложнее. Дошло до того, что они по одиночным целям их запускали. Взять, допустим, Киевское направление, когда только туда заходили. Там были, в основном, дроны-разведчики. Дронов-камикадзе, ничего такого не было. На Луганском и Донецком направлениях продвижение шло сложнее, потому что появилось много беспилотников, «Бабы-Ёги».

– Насколько знаю, ты был не раз ранен. Что мотивировало снова вернуться в строй?

– Да, ранен, контужен. Осколок в глаз, в голову, в ноги девять осколков я получил в 2017 году при штурме Акербата в Сирии. Потом на СВО еще… А служба уже в привычку входит. Считай, пятнадцать «календарей» в Вооруженных силах, шесть лет в «компании» дают о себе знать.

– Ты же мастер на все руки, мог бы на гражданке успешно работать.

– А я и работаю, когда дома нахожусь. Меня ребята приглашают – кому чего построить, отделать. Дома от фундаментов, плитку, отопление, бани, заборы. Я только приезжаю, у меня уже очередь стоит. Но военная жизнь пока перевешивает, только тяжелее стало после инфаркта. В штурмовиках уже не побегаешь.

– Инфаркт когда случился?

– Домой в отпуск приехал – и инфаркт. Через неделю должен был на службу возвращаться.

– Другой бы человек сказал, что это знак свыше – долг Родине отдан, хватит…

– Нет. Два раза у меня такие случаи были – и оба 1 сентября. Сначала мы в Акербате попали в окружение. У нас там человека 4-5 на ногах вышло. Думали, никто не выйдет. Потом второй раз первого сентября инфаркт… Примерно даже в одно и то же время.

– Говорят, что с каждым разом человеку после командировки все сложнее адаптироваться к мирной жизни?

— Это ложь. Просто люди на себя пуху накидывают, что они без войны не могут. Нормальный человек адаптируется, и семейная жизнь прекрасно продолжается. Надо искать свою профессию, чем ты будешь заниматься. К чему тебя тянет, к чему у тебя руки могут быть привязаны.

– Интересная страница твоей биографии – восстановление храмов.

– Да, немалое время я работал в Иерусалиме. Есть такая «Русская духовная миссия». Когда в армии комиссовали по здоровью, я какое-то время работал в Москве, облицовкой помещений занимался. Меня приметили, предложили поработать. И вот я в Израиль в командировки ездил – три месяца, полгода. И так в течение трех лет. Восстанавливал кельи, храмы наши православные, в основном, работал по природному камню. В Иерусалиме, Тиберии, Королевстве Иордания, в Палестине наши храмы есть. Стены, которые я реставрировал, были выложены при Александре III, а строил храмы архимандрит Антоний (Капустин) (начальник Русской духовной миссии на Святой Земле в 1869–1894 гг. – прим авт.). В пригороде Иерусалима ему поставлен памятник.

Это было в 2014–16 годах. На выходных, когда в пятницу у них Шаббат начинается, делали автобусные экскурсии по святым местам. А на Крещение даже два раза в Иордане купался.

– Вот ты в детстве хотел военным быть?

– Честно говоря, даже не думал об этом. Учился, в институт поступил на агронома. Три курса закончил, потом сессию завалил, приехал домой. Папа сказал: «Учиться будешь, пересдавать?». Я ответил: «Нет». Он мне просто пальцем показал: «Военкомат – там». И началось. А с армии пришел, через полгода женился. И женат до сих пор. Трое детей, четверо внуков.

– Что тебя поддерживает в этих испытаниях?

– Семья. И вера, которая от сердца должна идти.