Страха больше нет: русские бойцы продолжают эвакуировать мирное население Суджи

Люди, прожившие все это время как в аду, благодарят наших воинов за спасение. Брошенные командованием ВСУшники массово сдаются нашим военным и признаются, что просто боялись это сделать раньше, потому что командование всячески запугивало их «ужасами» русского плена.

Украинские оккупанты 7 месяцев держали суджан в заложниках, убивая тех, кто пытался покинуть город. Теперь бойцы ВСУ сами встали перед выбором – сдаться в плен нашим военным или быть ликвидированными, ведь командование в очередной раз их просто кинуло…

Наши войска уже полностью освободили Суджу, но здесь до сих пор очень неспокойно. Враг продолжает утюжить город из дальнобойной артиллерии. Вдоль дороги, ведущей в населенный пункт, десятки сожженных автомобилей, причем, большинство из них – гражданские. Противник подло и нагло расстреливал мирных жителей, которые пытались бежать из захваченного украинскими оккупантами города.

Все 7 месяцев, что Суджа была под украинской оккупацией, в городе оставалось гражданское население. Кто-то, видя, как противник безжалостно расстреливает гражданский транспорт, боялся покидать свои дома, а кому-то попросту некуда было ехать. Люди, пережившие оккупацию, с ужасом и слезами на глазах вспоминают тот кошмар, который им пришлось пройти. Они благодарят российских военных, среди которых много бойцов Добровольческого корпуса за освобождение.

«Спасибо вам, сыночки…»

Сегодня в освобожденной российскими военными Судже остаются сотни мирных жителей, эвакуация которых затруднена, а порой и вовсе невозможна. Бойцы добровольческой разведывательно-штурмовой бригады имени Александра Невского не только участвуют в зачистке города от остатков ВСУшников, но и помогают мирным жителям, которые просят их о помощи.

Одна из тех, кто пережил украинскую оккупацию почти в полном одиночестве, без электричества, тепла и связи с внешним миром – пенсионерка Раиса Михайловна. Ей 85 лет, она измучена хроническими болезнями и недоеданием.

Накануне ее нашла пехота 2-го штурмового отряда бригады «Невский», возвращаясь с задания. Обнаружили женщину в покосившемся от взрыва саманном домике, но забрать не смогли – начался обстрел. Единственное, что удалось – отметить точку на карте.

Пока ждали подходящего момента, чтобы эвакуировать Раису Михайловну, штурмовики бригады «Невский» Мот и Немец обнаружили в подвалах соседних домов еще трех женщин — Татьяну, Валентину и Наталью. Все пенсионерки, но куда моложе их неходячей соседки.

– Значит, четверо! Так, слушаем меня! – голос Мота спокоен и уверен, будто он делает это не в первый раз. – Двигаемся на расстоянии друг от друга, но не растягиваемся слишком. Если будут стрелять – сразу ищите укрытие. Дроны? То же самое.

– Спасибо вам, сыночки… Я понимаю, что вам тяжело с нами, но и вы поймите… мы больше никогда сюда не вернемся. Грустно, но уже не так страшно… – тихо говорит Валентина, будто оправдываясь не столько перед бойцами, сколько перед собой.

Дождь, несколько часов укрывавший Суджу от прицельного огня, прекращается. Тишина слишком тревожная.

«Они жаловались нам на войну»

Путь через разрушенные кварталы Суджи оказался куда сложнее, чем думалось вначале. Женщины двигались медленно, а рассеявшиеся тучи открыли небо для беспилотников.

Сгоревшие улицы опутаны паутиной тонких, едва различимых нитей оптоволокна — эти кабели позволяют как российским, так и украинским дронам совершать вылеты, не опасаясь систем радиоэлектронной борьбы.

– У меня такой прилетел в дом, — тихо говорит Валентина. – Дочка… моя девочка… сгорела заживо вместе с мужем… Мы только недавно их похоронили…

Внезапный, но слишком знакомый звук заставляет всех рассыпаться. Дрон. Взвизгивая лопастями, он резко снижается в нашем направлении…

Беженки целы, они успели спрятаться в руинах. Мы решаем остановиться в разрушенном гараже, чтобы перевести дух. Татьяна осторожно начинает рассказывать о своей жизни в оккупации. Ее голос дрожит. Шесть лет назад она потеряла дочь. С тех пор одна растила внука.

– Я воспитывала его сама, отец брал только на выходные… В день, когда сюда пришли украинцы, они успели уехать. И это… это хорошо. Я даже боюсь представить, что могло бы с ним случиться.

Спустя полчаса мы снова в пути и вскоре выходим к разрушенному мосту. Здесь к нам присоединяются двое мужчин средних лет. Они просят помочь им выбраться из города, если в эвакуационном транспорте найдется место. Говорят, что в подвалах неподалеку скрываются десятки таких же несчастных, как они.

Старая серая «буханка» бригады «Невский» увезет очередную группу суджанцев в Курск. Через несколько минут машина тронется, растворяясь в хаосе разрушенного города.

Уже на следующий день ситуация в городе осложнилась. Как рассказали военные, с украинской стороны к границе подтянулись новые артиллерийские расчеты и подразделения БПЛА. ВСУ пытаются остановить продвижение российских частей.

Сотни жителей, для которых освобожденный город стал одновременно и убежищем, и смертельной ловушкой, останутся ждать эвакуации. Ждать и надеяться, что переживут еще один день.

Но Мот и его штурмовики снова вернутся в Суджу. Вернутся, чтобы спасти их, несмотря ни на что. Мирные жители жили в постоянном страхе. Украинские солдаты, как говорят местные, нередко напивались и без спроса вламывались в дома. Не все были жестокими — некоторые приходили, жаловались на жизнь, на командование, говорили, что хотят вернуться к семьям. Но были и другие… Кто есть кто, обязательно разберутся компетентные органы, а пока же все те, кто сдается нашим военным в плен, как один твердят известную песню, что они были водителями или поварами, а воевать не хотели вовсе.

«Я до сих пор не понимаю, зачем мы сюда зашли»

Командование ВСУ предполагало, что рано или поздно Суджа будет взята российскими войсками. По данным нашей разведки, еще в середине февраля из Курской области начали выводить иностранных наемников, взамен этого под Суджу перебросили около 700 мобилизованных. Основная масса ВСУшников, сдавшихся в плен в последние – как раз мобилизованные или «бусифицированные».

30-летний военнопленный Дмитрий из Черкасс как раз один из таких. Служил в 118 бригаде ТРО. На гражданке трудился фитнесс-инструктором, продавцом-консультантом, охранником и водителем. Вспоминает, что ехал как-то на базу, а по дороге мобильный блокпост «людоловов». Дали повестку, припугнули тюрьмой. Решил, что пойдет в территориальную оборону – она же предполагает службу по месту жительства. Но его отправили в Курскую область.

– Я до сих пор не понимаю, зачем мы сюда зашли, – удивленно поднимает он брови.

Стоял в Судже на кольце на блокпосту. Потом завели на позиции к северу от города. Он должен был следить за нашими беспилотниками — составлять графики пролета, маршруты — фиксировать звуки выходов российской артиллерии и их направление… Вместо обещанных трех месяцев прожил в окопе полгода. Когда началось наступление, получил приказ держаться и открывать огонь на подавление. Но Дмитрий решил, что лучше будет откатываться назад — уходили ввосьмером, накрыли артой и дронами, четверых ранило. Отступающие побросали стонущих побратимов. Спрятались в подвале, запросили по рации старших:

– Нам сказали: хотите жить — бегите через поле. Два километра, чтобы нас не срисовал дрон, это очень страшно и вообще почти невозможно. Просто отключили рацию и решили ждать, когда будет идти по посадке зачистка со стороны России. Выбежали, начали кричать: мужики, мы сдаемся! Если честно, теперь уже страха нет. Жалею, что не сдался раньше.

 

«Я русский, но на Украине это грешно»

– Понимаете, давят на тебя, грозят всяческими карами, запугивают лишением прав, тюрьмой… Большинство людей поддается, потому что система переламывает, – рассуждает еще один пленный по имени Андрей.

Сам он из Николаева, грамотно поставленная речь, хороший русский.

– А в 2022 году что думал, когда началась СВО?

– Я всегда был за содружество с Россией. С одной стороны, я понимал, что это неплохо, потому что это – русский язык, все права, никаких ущемлений. С другой стороны, я боялся, что будут разрушения в городе. Война есть война.

– У тебя воевали родственники в Великую Отечественную?

– Конечно. В Великую Отечественную за Красную Армию, само собой.

– А 9 мая отмечали?

– Раньше отмечали. Потом люди стали бояться отмечать, потому что стали делать провокации, нападать, и на ветеранов в том числе. Люди запуганы.

– А ты себя украинцем считаешь? – спрашиваю.

– Сейчас очень много украинских фамилий в России, русских – на Украине. По фамилии я русский. По менталитету, возможно, тоже, потому что вырос на этой литературе, музыке, кино. Наверное, все-таки, я больше русский человек. Но у нас в стране сейчас это грешно говорить.

– И что же с вами произошло?

– С распада Союза пошло. Иностранные «доброжелатели» начали обрабатывать украинское общество, подкладывать ему другую историю, настраивать против России, обвинять ее во всех бедах. Хотя никаких бед у Украины не было, когда она в содружестве с Россией жила, вместе в империи, в Союзе, была богатая страна. Просто людям предложили другую программу, воспитали молодежь по-другому. Самое удивительное, и люди взрослого возраста, как будто они не жили раньше. Общество само виновато в большей степени, не только продажное правительство, но и мы сами.

Таков парадокс истории – сначала украинские оккупанты чувствовали себя хозяевами положения, терроризируя местное население Суджи, да и всей Курской области, а теперь вынуждены сдаваться в плен. Конечно, наши военные относятся к ним куда гуманнее – нет пыток и издевательств. Но каждый получит по заслугам. И не только на Курщине. Это логичный итог всей спецоперации.